Чем живет оккупированный Донецк, о чем мечтают его жители, чего боятся и на что надеются?... Каким увидела Донецк журналист из России?
В Донбассе продолжается война, хотя ее уже давно пытаются не замечать в России, и даже в центре Донецка легко забыть про нее. Но — почти каждый день есть жертвы среди военных, не реже, чем каждую неделю — среди гражданских.
Порядка 200 тысяч человек живет вблизи линии разграничения, они уже привыкли к опасности и к безнадеге. Сейчас в чем-то даже тяжелее чем в период активных боевых действий лета 2014 года: тогда все знали, что война закончится, а это — может продолжаться долго. В условиях опасности люди могут быть счастливы — из-за сплочения, обретения смысла, взаимопомощи. В условиях паузы - увы.
К шести вечера темнеет. К семи – пустеют улицы. Трамваи развозят по домам пассажиров, возвращающихся с работы. В город заходит туман. В этот сезон он заполняет город почти каждый вечер. Плотный и белый, имеющий запах. Кажется, где-то за городом, потерянная в степях, бесперебойно работает большая опарина, вырабатывающая его.
За четыре часа до наступления комендантского часа, в центре города можно встретить лишь редкого пешехода. Магазины закрыты, но светятся их вывески. В переходе одинокая женщина оглядывается с опаской, чтобы проверить – кто шагает за ней?
В восемь часов вечера в городе полностью воцаряется темнота. Она сама становится комендантом, загоняя людей в дома задолго до наступления комендантского часа. Впрочем, до десяти вечера в центре еще работают не малочисленные кафе и рестораны, цены в которых сопоставимы с московскими. Здесь отдыхают «вернувшиеся» - денежные горожане, сбежавшие от войны в Москву или Киев, а также чиновники новой волны.
И хотя в этом городе еще год назад царил дух протеста и революции, сегодня никто не решается спросить заседающих – «Где взяли деньги?»
К десяти вечера темнота приобретает все признаки военного диктатора. Рестораны закрываются. Улицы умирают. В свете фонарей на стене одного из домов у площади Ленина можно прочесть надпись – «Жизнь, я тебя уверяю». Ее автор не закончил мысль, не поставил многоточия, и прочетшему остается только гадать – в чем же тому хотелось уверить жизнь.
В городе объявился маньяк. Днем о нем говорят вполголоса, а к вечеру переходят на шепот. Разговоры лепят к его образу все новые детали, и, в конце концов, из них вырастает монстр, утягивающий женщин в кусты. Предупреждают – «Ты смотри, поздно по улицам не ходи. Одна девушка позвонила парню, сказала – будет через пять минут. Он ее не дождался. А утром ее нашли в кустах мертвой».
Этот маньяк как будто помогает понять присутствие постоянного для города страха и объяснить его происхождение. Пока маньяк ходит на свободе и утягивает женщин, для некоторых постоянно присутствующий в городе военной диктатуры страх получает официальную санкцию на существование. Маньяка боятся можно.
Днем светит солнце. Видны билборды. Глава Республики уступил на них немного места погибшему Мотороле. «Герои не умирают» - написано на них. Прошли недели со дня его смерти, но траурный дух еще кружит по городу. И не уходит он не только потому, что люди скорбят по погибшему, а и потому, что смерть его забрала у них еще больше от ощущения безопасности – теперь страшное может поджидать в каждом доме, в каждом подъезде и в каждом лифте.
В эти дни в городе, и даже в центре, снова слышны звуки тяжелых орудий. Окопы, позиции, стреляющие вооружения – в нескольких километрах от него. Кто-то из бойцов вот в этот самый момент совершает свой подвиг мужества, а кто-то проживает свою последнюю минуту. А центр, как ему и положено в любом другом городе, шумно бьется. Бьются и окраины, бьется передовая, но не музыкой и весельем, а выстрелами, прилетами и попаданиями в мирные дома. И уже не разобрать, какое из этих двух сердец города – настоящее.
Сегодня жители еще много говорят о Трампе. Он вошел в город лучом надежды, возродив ненадолго веру в то, что скоро Республики все же станут частью России, и каждый житель получит свой российский паспорт.
Здесь посмеиваются над Киевом, поддержавшим на выборах в президенты Америки Клинтон, и не сомневаются в том, что Дональд Трамп не станет возражать, когда его российский коллега все же объявит о том, что Республики – теперь Россия. И все, что причитается России сейчас, будет причитаться и жителям Республик по праву.
Еще светло. Студенты возвращаются с занятий. Поют птицы, остающиеся с жителями зимовать тут – на этой непризнанной всем миром территории. Их голоса отчетливыми нитями тянутся в вакууме, откуда ушел прежний дух, но, возможно, совсем скоро придет новый.
На следующий день местные газеты сообщают – маньяк пойман. Им оказался молодой безработный. Но достоверно неизвестно: тот ли это маньяк, и маньяк ли тот. Впрочем, в чем бы там ни хотел уверить жизнь оставивший надпись на стене, в Донецке сама жизнь, яснее, чем где либо уверяет: она – не место для дискуссий.
В Донбассе продолжается война, хотя ее уже давно пытаются не замечать в России, и даже в центре Донецка легко забыть про нее. Но — почти каждый день есть жертвы среди военных, не реже, чем каждую неделю — среди гражданских.
Порядка 200 тысяч человек живет вблизи линии разграничения, они уже привыкли к опасности и к безнадеге. Сейчас в чем-то даже тяжелее чем в период активных боевых действий лета 2014 года: тогда все знали, что война закончится, а это — может продолжаться долго. В условиях опасности люди могут быть счастливы — из-за сплочения, обретения смысла, взаимопомощи. В условиях паузы - увы.
К шести вечера темнеет. К семи – пустеют улицы. Трамваи развозят по домам пассажиров, возвращающихся с работы. В город заходит туман. В этот сезон он заполняет город почти каждый вечер. Плотный и белый, имеющий запах. Кажется, где-то за городом, потерянная в степях, бесперебойно работает большая опарина, вырабатывающая его.
За четыре часа до наступления комендантского часа, в центре города можно встретить лишь редкого пешехода. Магазины закрыты, но светятся их вывески. В переходе одинокая женщина оглядывается с опаской, чтобы проверить – кто шагает за ней?
В восемь часов вечера в городе полностью воцаряется темнота. Она сама становится комендантом, загоняя людей в дома задолго до наступления комендантского часа. Впрочем, до десяти вечера в центре еще работают не малочисленные кафе и рестораны, цены в которых сопоставимы с московскими. Здесь отдыхают «вернувшиеся» - денежные горожане, сбежавшие от войны в Москву или Киев, а также чиновники новой волны.
И хотя в этом городе еще год назад царил дух протеста и революции, сегодня никто не решается спросить заседающих – «Где взяли деньги?»
К десяти вечера темнота приобретает все признаки военного диктатора. Рестораны закрываются. Улицы умирают. В свете фонарей на стене одного из домов у площади Ленина можно прочесть надпись – «Жизнь, я тебя уверяю». Ее автор не закончил мысль, не поставил многоточия, и прочетшему остается только гадать – в чем же тому хотелось уверить жизнь.
В городе объявился маньяк. Днем о нем говорят вполголоса, а к вечеру переходят на шепот. Разговоры лепят к его образу все новые детали, и, в конце концов, из них вырастает монстр, утягивающий женщин в кусты. Предупреждают – «Ты смотри, поздно по улицам не ходи. Одна девушка позвонила парню, сказала – будет через пять минут. Он ее не дождался. А утром ее нашли в кустах мертвой».
Этот маньяк как будто помогает понять присутствие постоянного для города страха и объяснить его происхождение. Пока маньяк ходит на свободе и утягивает женщин, для некоторых постоянно присутствующий в городе военной диктатуры страх получает официальную санкцию на существование. Маньяка боятся можно.
Днем светит солнце. Видны билборды. Глава Республики уступил на них немного места погибшему Мотороле. «Герои не умирают» - написано на них. Прошли недели со дня его смерти, но траурный дух еще кружит по городу. И не уходит он не только потому, что люди скорбят по погибшему, а и потому, что смерть его забрала у них еще больше от ощущения безопасности – теперь страшное может поджидать в каждом доме, в каждом подъезде и в каждом лифте.
В эти дни в городе, и даже в центре, снова слышны звуки тяжелых орудий. Окопы, позиции, стреляющие вооружения – в нескольких километрах от него. Кто-то из бойцов вот в этот самый момент совершает свой подвиг мужества, а кто-то проживает свою последнюю минуту. А центр, как ему и положено в любом другом городе, шумно бьется. Бьются и окраины, бьется передовая, но не музыкой и весельем, а выстрелами, прилетами и попаданиями в мирные дома. И уже не разобрать, какое из этих двух сердец города – настоящее.
Сегодня жители еще много говорят о Трампе. Он вошел в город лучом надежды, возродив ненадолго веру в то, что скоро Республики все же станут частью России, и каждый житель получит свой российский паспорт.
Здесь посмеиваются над Киевом, поддержавшим на выборах в президенты Америки Клинтон, и не сомневаются в том, что Дональд Трамп не станет возражать, когда его российский коллега все же объявит о том, что Республики – теперь Россия. И все, что причитается России сейчас, будет причитаться и жителям Республик по праву.
Еще светло. Студенты возвращаются с занятий. Поют птицы, остающиеся с жителями зимовать тут – на этой непризнанной всем миром территории. Их голоса отчетливыми нитями тянутся в вакууме, откуда ушел прежний дух, но, возможно, совсем скоро придет новый.
На следующий день местные газеты сообщают – маньяк пойман. Им оказался молодой безработный. Но достоверно неизвестно: тот ли это маньяк, и маньяк ли тот. Впрочем, в чем бы там ни хотел уверить жизнь оставивший надпись на стене, в Донецке сама жизнь, яснее, чем где либо уверяет: она – не место для дискуссий.
Комментариев нет :
Отправить комментарий